 |
|
Глава сорок седьмая
1 Метет, метет метель по всей Шарье. И вот уже февраль в календаре Сорвал листок святого Валентина.
Кругом снега. Сугробов намело Февральских вьюг лихое помело. Приятна глазу зимняя картина,
2 Да слишком много создает хлопот. И дворникам прибавилось забот: Позанесло тропинки и дороги.
Увяз в снегу по бампер "Мерседес". Он так наивно в русский снег залез. Теперь ворчит, пыхтит, прося подмоги.
3 За ним машин собрался целый взвод. Вот по сугробу лезет черный кот, Проваливаясь в снег при каждом шаге.
Его ворона дразнит "от балды" И оставляет на снегу следы - Автограф птичий, словно на бумаге.
4 Слепят и вьюжат хлопья. Все бело. Подход к подъезду снегом замело. И бабушки с трудом одолевают
Поход из дома в ближний магазин. Вот с удивленьем молодой грузин Глядит на русский снег. Снежинки тают
5 В его ладонях. А за ним в окно От скуки наблюдает Ольга, но Не он ее сознанье занимает.
На сердце грусть. Блуждает наугад По улице ее бездумный взгляд. Тоска. Тоска ее одолевает.
6 Среди подруг ей скучно, ведь они В пустых заботах коротают дни. Ну а она так быстро повзрослела.
Ей девочек наивных болтовня За час надоедала на три дня. Но, видит бог, порой она хотела
7 Вернуться в беззаботный мир подруг И с пагубной тоской расстаться вдруг, Не быть беременной и по уши влюбленной,
Не знать о том, как сладостна любовь И с легкостью детей влюбляться вновь... В окно глядела Кистенева сонно.
8 Хотелось ей теперь лишь есть да спать. Вот Оля опустилась на кровать, Прислушалась. За стенкой - смех, веселье.
Она легла, погладила живот, Потом, подушкой прикрывая рот, Заплакала в своей печальной келье.
9 Ей стало так обидно, что Лавров Все меньше проявляет к ней любовь, Все чаще говорит ей об Ирине,
О дочерях, о том, что, может быть, Они вдруг захотят его простить. И Кистенева ничего о сыне
10 Сказать Лаврову просто не могла. Не до такой же степени нагла Она была, чтоб собственный ребенок
Орудием ей стал для шантажа. Любовь, увы, не терпит дележа... А что Лавров? Вот он взглянул спросонок
11 В свое окно, где старый добрый клен Пушистым белым снегом занесен. Клонились ветви под тяжелой шапкой.
Их ветер гнул, да обломить не мог. С утра Лавров писал. И легкий слог Вмещался в лист, прилаженный над папкой,
12 В которой было все, что присылал По договору для стихов в журнал Ему Валерка через тетю Симу.
И чем сильнее наш Лавров страдал, Тем чаще, чтоб отвлечься, он писал И написал так много в эту зиму,
13 Как раньше не писал он никогда. Да, многому способствует беда: Откроет в нас возможности такие,
Каких не ждали сами от себя. Сергей Андреич, душу теребя, Все думал: оправдания какие
14 Ему помогут возвратить жену, Вернуть семью и, пусть не снять вину, Так хоть уменьшить? Что ж, любовь - стихия.
Бороться с ней нам так же тяжело, Как со стихией. Чтобы повезло Тут нужно быть счастливым. Здесь стихи я
15 Свои в поток сознанья обращу И по лавровским мыслям их пущу: "О память, память! Если бы удобна
Была ты и рассудку и душе, Возможно, я бы все забыл уже И жил себе спокойно и свободно.
16 Как хочет мой рассудок все забыть! Но памяти моей не рвется нить. Я помню наши встречи над оврагом,
Ее слова и ласки... Боже мой! Какую шутку ты сыграл со мной, Коварный рок! Каким искусным магам
17 Под силу все вернуть?.. А дочерям Как мне смотреть в глаза по вечерам? Мне даже думать о подобном стыдно.
Как выбирать, когда сумел вместить Жену и Ольгу в сердце и любить Обеих?.. Как же больно, как обидно
18 Должно быть Ире! Боже, боже... Срам! Что ж, "мне отмщение и аз воздам!.." Я не нашел подъема даже в славе.
Что слава? Тлен. Успеха краток свет: Луч высветил, скользнув, проплыл - и нет. Так исчезает жухлый лист в дубраве,
19 Истлев, в гербарий даже не попав. Так и меня забудут: прочитав, Стихи мои забросят в дальний ящик...
Все пусто. Что могу я Ольге дать? А что - семье? Со мной им - лишь страдать. Для семьянина я - плохой образчик.
20 Выздоровленья ждать теперь - к чему? Кому я буду нужен? Никому. Я - инвалид. Душа - и та устала.
С начала начинать нет больше сил..." Лавров средь ночи вены бритвой вскрыл, И вскоре сердце биться перестало. |
|
