Глава тринадцатая
1
Валерка с танцев Ольгу проводил.
Он всю дорогу весел был, шутил.
Держались за руки они. Так мило!
И Ольга в настроении пришла.
Но дядю, к удивленью, не нашла.
У тети озабоченно спросила:
2
- А где Сергей Андреевич? - "Уехал".
- В Москву? - "Ну да... Послушай, вот потеха.
В газете нашей пишут про стриптиз".
И стала вслух о том читать Ирина
Сергеевна, не посмотрев, что мина
У Оли скисла. Ведь какой сюрприз
3
Поднес ей дядя! И моя красотка,
Не слыша даже, что читает тетка,
На стул присела тихо, словно мышь,
Своими мыслями охваченная, видно.
Ей было и печально, и обидно.
А тетка вдруг: - "Ты, Оля, что грустишь?"
4
А та в ответ: - "Так, ничего... не знаю...
Пойду я лучше... книжку почитаю...
Возьму у дяди?" - "Ладно, почитай".
И Оля тихо в комнату Лаврова
Ушла, чтобы предаться грусти снова,
В уединении. Но тут собачий лай
5
Влетел из приоткрытого окна
И чей-то смех, и пьяный мат. Она
Скорей - к окну! И что же? У забора
Соседский пес на пьяницу напал.
Как будто только этого и ждал:
Довольный лает. А за ним уж свора
6
Собак дворовых. Лают и рычат,
И холки, ощетинившись, торчат.
Откуда и сбежались? Так и рвутся.
Зачинщик Тузик не дает пройти:
Стоит, оскалив зубы, на пути.
А девочки над пьяницей смеются, -
7
Сестренки Олины - Танюшка с Катей.
Тут звонкий выстрел громыхнул в раскате
И к пьянице на помощь прибежал,
Вооружившись легким самопалом,
Наш Толик Галкин. Он по чем попало
Стал бить собак. И всех поразогнал.
8
Старушки Толика за смелость похвалили,
За самопал, конечно, побранили.
А пьяница скорей ушел за дом...
На сценку грустно Оленька смотрела:
Как девочки резвилися без дела,
Как Толик Тузика мутузит за окном.
9
Тот самый Толик, что столетний пень,
(Вокруг которого старушки целый день
Да старички) резьбой разрисовал.
И все же, представленье за стеклом,
Хотя немного, Олю отвлекло
От грустных мыслей. Но опять напал
10
На Кистеневу неотступный сплин.
Она в сердцах сказала: - "Вот ведь, блин!.."
Но, не окончив фразы, подошла
К столу Лаврова. Тихо в кресло сев,
Рассеянно повсюду посмотрев,
Она вдруг с удивлением нашла,
11
Что все вокруг ей дорого до боли.
И сладко встрепенулось сердце Оли:
"Здесь всюду дядя!.. Тут он размышлял,
Вот в этом кресле..." И, закрыв глаза,
Племянница откинулась назад,
Понять пытаясь, что он ощущал,
12
Когда вот так сидел уединенно
И над стихом работал упоенно.
Потом взглянула на Рембо, потом
По книжным полкам пробежала взглядом:
Вот Пушкин, вот Толстой с Высоцким рядом,
Хемингуэй, Рубцова старый том,
13
Ахматова, Есенин, Блок, а вот
Шекспир, Кнут Гамсун, Кизи, Элиот,
Конечно же - Рембо на видном месте,
Белль, Сэлинджер, и Маркес, и Бодлер,
И Губерман, и даже Алигер,
И Шолохов, и Грин с Ремарком вместе,
14
И много-много тех, кого не смог
Отметить Олин взгляд, а с ним - мой слог...
На стол взглянула: вот его тетрадь,
Вот авторучка, что в руке Лаврова
Летала по листам, рождая слово.
Тут Оле очень захотелось взять
15
И подержать орудие поэта
В своих руках. Но вот, исполнив это,
Ей вздумалось черкнуть две-три строки.
Взяв со стола тетрадку черновую,
Она нашла страницу роковую,
Где кончились его черновики.
16
Тут Кистеневу, как магнит, привлек
Последний из набросков в двадцать строк.
Она прочла неровный, нервный почерк,
Минуя исправления, ошибки,
Достойные лишь дружеской улыбки.
То был не стих, а мыслей верный очерк.
17
Судите сами: строчки о "жар-птице"
Сначала посвятил Лавров "царице",
Потом перечеркнул, и восемь строк
Раз десять правил. Оля пропускала
Все перечеркнутое. Шепотом читала:
"... С тех пор печален стал мой бедный слог.
18
Года и долг зовут меня к синице,
А сердце все грустит о журавлице.
И я не знаю, как мне поступить:
Рассудок мой с синицею часами,
Ну а душа живет под небесами,
Ей так приятно в облаках парить..."
19
Лицо у Оленьки горело, как в огне:
"Ах, боже мой, ведь это обо мне!"
Она опять весь стих перечитала.
Ну, так и есть: о ней писал Лавров.
И Оленька, - что делает любовь! -
Дрожащею рукою написала:
20
"Я вас люблю. Хотя мне жаль синицу,
Но, все ж, не упустите журавлицу..."
Вдруг, испугавшись смелости своей,
Захлопнула тетрадку и, не глядя,
Взяла брошюру с книжной полки дяди,
Да на кровать в углу легла скорей.