Глава тридцать третья
1
Наверняка у каждого из нас
Есть в жизни тайна, что и в смертный час
Раскрыть мы ни за что бы не решились;
Жалея, может быть, не столь себя,
Сколь близких нам людей. Ведь, их любя,
На тайну эту мы и согласились.
2
Так пусть ее могила приберет!
А мы напрасно не откроем рот.
И вам, друзья, советую: молчите!
Лишь богу говорите о грехах,
Чтоб после не остаться в дураках.
А если что не так, - себя вините...
3
Но вот уже гостей встречал Лавров.
Уговорил редактора Орлов
С ружьишком в костромских лесах пошастать.
Тот ни за что б не выехал, когда б
Не был бы он к экзотике так слаб.
Лишь для того, чтоб мог потом похвастать
4
В столичном обществе историей чудной,
Он был готов объехать шар земной.
Всю жизнь его манили лавры Хема -
Охотника, скитальца, рыбака,
И выпить, вместе с тем, не дурака,
И литератора, кому успеха схема
5
Раскрылась в полной мере. На него
Равнялся мой редактор. Никого
Не ставил выше. И свои походы
Расписывал в журнале каждый раз,
Когда его хоть чем-нибудь потряс
Наш скучный мир. Так он имел доходы.
6
Его журнал повествовал о тех,
Кто смог при жизни обрести успех.
И, слышал я, он сам довольно часто
Способствовал успеху молодых,
Когда в журнале говорил о них.
Ну а о нем пока довольно, баста!
7
Пора назвать героя моего:
Хитров Семен Степанович. Его
Орлов привез в Шарью по просьбе друга.
Итак, Семен Степанович Хитров
Уже экипирован и готов
Охотиться. Проводника услуга
8
Понадобилась срочно. Наш Лавров
Четвертовать Валерку был готов
За то, что тот никак не появлялся.
Хотели даже егеря позвать,
Но егерь - вечно пьян; в лесу бывать
Он не любил и только обижался,
9
Что без него не могут обойтись,
Но взятку взял: "Охоться, не ленись!".
А к вечеру и Пилин появился,
Согласье дал идти проводником
И вызвал Ольгу. На крыльце вдвоем
Они стоят. По небу прокатился
10
Разгульный гром. И первых капель шквал
Всю пыль с листвы притихшей посбивал.
Дождь разошелся, застучал по стеклам,
По листьям и по крышам заплясал,
Все азбукою Морзе расписал,
Собрав отару туч на небе блеклом;
11
Зашлепал по асфальту, по земле,
По банке пепси-колы на коле,
Служившей детям красочной мишенью
Для тренировок меткости в стрельбе
Из ивовых рогаток. На скобе
Плакат советский предавался тленью.
12
Дождь с лавочек домой прогнал старух.
В подъезд пустились дети во весь дух,
Страшась скорей родительского гнева.
Под тротуары спрятались коты,
Притихли птицы, съежились цветы
От дождевого шумного напева.
13
Все притаилось, замерло кругом.
Вот молния сверкнула. Снова - гром.
Еще, еще, еще! Гроза резвилась.
И Оле, чтоб скорей домой уйти,
Предлога лучше было не найти.
Она уже назад заторопилась:
14
- Ну, говори скорее, не тяни!
Зачем позвал? Хотя бы намекни,
Не стой, как пень. - Валерка тут решился.
В любви признался Ольге и ответ
Желал услышать. И услышал: "Нет".
Он будто бы сквозь землю провалился.
15
- Прости меня, но я люблю его.
- Кого? Лаврова? Дядю своего?!
- Да, дядю своего! И что ж такого?
- Но он... женат! - "Но я его люблю!
А домыслов и сплетен не терплю!..
И хватит!.." - Но ведь он женат!.. - "Ты снова?!"
16
Валерка больше слова не сказал.
Она ушла. Он на крыльце стоял
Как каменный, не мог пошевелиться.
Не верил Пилин собственным ушам
И понимать отказывался сам:
"Ну как она могла в него влюбиться?!"
17
А дождь хлестал. Безудержной рекой
Неслись ручьи. Вновь потеряв покой,
Валерка мой под шумный ливень вышел
И сразу весь до ниточки промок.
Куда он шел, и сам понять не мог.
Никто его страданий не услышал.
18
По всей Шарье один лишь дождь шумел.
Валерка притворяться не умел
И плакал, не таясь. К чему таиться,
Когда вокруг - пустыня, никого.
Ему теперь хотелось одного:
До чертиков напиться и забыться.
19
А дождь хлестал. Под аркой воробьи
Дрались, взъерошив перышки свои:
Раскисшую делили корку хлеба.
Холодный ливень омывал Шарью.
Но с запада, почти что на краю
Свинцового безрадостного неба
20
Уже горели алые лучи
Садившегося солнца, как свечи
Сияние в ночи перед иконой.
Дождь стих, а вскоре кончил песнь свою.
Кругом покой и свежесть, как в раю.
Бог снисходил к природе покоренной.