Глава сорок седьмая
1
Метет, метет метель по всей Шарье.
И вот уже февраль в календаре
Сорвал листок святого Валентина.
Кругом снега. Сугробов намело
Февральских вьюг лихое помело.
Приятна глазу зимняя картина,
2
Да слишком много создает хлопот.
И дворникам прибавилось забот:
Позанесло тропинки и дороги.
Увяз в снегу по бампер "Мерседес".
Он так наивно в русский снег залез.
Теперь ворчит, пыхтит, прося подмоги.
3
За ним машин собрался целый взвод.
Вот по сугробу лезет черный кот,
Проваливаясь в снег при каждом шаге.
Его ворона дразнит "от балды"
И оставляет на снегу следы -
Автограф птичий, словно на бумаге.
4
Слепят и вьюжат хлопья. Все бело.
Подход к подъезду снегом замело.
И бабушки с трудом одолевают
Поход из дома в ближний магазин.
Вот с удивленьем молодой грузин
Глядит на русский снег. Снежинки тают
5
В его ладонях. А за ним в окно
От скуки наблюдает Ольга, но
Не он ее сознанье занимает.
На сердце грусть. Блуждает наугад
По улице ее бездумный взгляд.
Тоска. Тоска ее одолевает.
6
Среди подруг ей скучно, ведь они
В пустых заботах коротают дни.
Ну а она так быстро повзрослела.
Ей девочек наивных болтовня
За час надоедала на три дня.
Но, видит бог, порой она хотела
7
Вернуться в беззаботный мир подруг
И с пагубной тоской расстаться вдруг,
Не быть беременной и по уши влюбленной,
Не знать о том, как сладостна любовь
И с легкостью детей влюбляться вновь...
В окно глядела Кистенева сонно.
8
Хотелось ей теперь лишь есть да спать.
Вот Оля опустилась на кровать,
Прислушалась. За стенкой - смех, веселье.
Она легла, погладила живот,
Потом, подушкой прикрывая рот,
Заплакала в своей печальной келье.
9
Ей стало так обидно, что Лавров
Все меньше проявляет к ней любовь,
Все чаще говорит ей об Ирине,
О дочерях, о том, что, может быть,
Они вдруг захотят его простить.
И Кистенева ничего о сыне
10
Сказать Лаврову просто не могла.
Не до такой же степени нагла
Она была, чтоб собственный ребенок
Орудием ей стал для шантажа.
Любовь, увы, не терпит дележа...
А что Лавров? Вот он взглянул спросонок
11
В свое окно, где старый добрый клен
Пушистым белым снегом занесен.
Клонились ветви под тяжелой шапкой.
Их ветер гнул, да обломить не мог.
С утра Лавров писал. И легкий слог
Вмещался в лист, прилаженный над папкой,
12
В которой было все, что присылал
По договору для стихов в журнал
Ему Валерка через тетю Симу.
И чем сильнее наш Лавров страдал,
Тем чаще, чтоб отвлечься, он писал
И написал так много в эту зиму,
13
Как раньше не писал он никогда.
Да, многому способствует беда:
Откроет в нас возможности такие,
Каких не ждали сами от себя.
Сергей Андреич, душу теребя,
Все думал: оправдания какие
14
Ему помогут возвратить жену,
Вернуть семью и, пусть не снять вину,
Так хоть уменьшить? Что ж, любовь - стихия.
Бороться с ней нам так же тяжело,
Как со стихией. Чтобы повезло
Тут нужно быть счастливым. Здесь стихи я
15
Свои в поток сознанья обращу
И по лавровским мыслям их пущу:
"О память, память! Если бы удобна
Была ты и рассудку и душе,
Возможно, я бы все забыл уже
И жил себе спокойно и свободно.
16
Как хочет мой рассудок все забыть!
Но памяти моей не рвется нить.
Я помню наши встречи над оврагом,
Ее слова и ласки... Боже мой!
Какую шутку ты сыграл со мной,
Коварный рок! Каким искусным магам
17
Под силу все вернуть?.. А дочерям
Как мне смотреть в глаза по вечерам?
Мне даже думать о подобном стыдно.
Как выбирать, когда сумел вместить
Жену и Ольгу в сердце и любить
Обеих?.. Как же больно, как обидно
18
Должно быть Ире! Боже, боже... Срам!
Что ж, "мне отмщение и аз воздам!.."
Я не нашел подъема даже в славе.
Что слава? Тлен. Успеха краток свет:
Луч высветил, скользнув, проплыл - и нет.
Так исчезает жухлый лист в дубраве,
19
Истлев, в гербарий даже не попав.
Так и меня забудут: прочитав,
Стихи мои забросят в дальний ящик...
Все пусто. Что могу я Ольге дать?
А что - семье? Со мной им - лишь страдать.
Для семьянина я - плохой образчик.
20
Выздоровленья ждать теперь - к чему?
Кому я буду нужен? Никому.
Я - инвалид. Душа - и та устала.
С начала начинать нет больше сил..."
Лавров средь ночи вены бритвой вскрыл,
И вскоре сердце биться перестало.